Дождь не просто шел, он хлестал с такой яростью, будто небо решило смыть с лица земли все грехи этого вечера. Дворники «Мерседеса» метались по лобовому стеклу, как испуганные птицы, но едва справлялись с потоком воды. В салоне пахло дорогой кожей и тяжелым, удушливым одеколоном Виктора. Этот запах, когда-то казавшийся Оле признаком стабильности и успеха, теперь вызывал тошноту. — Ты вообще понимаешь, сколько это стоило? — голос мужа был тихим, но в этой тишине звенела сталь. Это был тот самый тон, от которого у Оли обычно холодели руки...