— Мам, ну пойми, у нас молодежь, тебе будет шумно, — сказала она, выставляя сумку с моими вещами за порог. — Это же всего на одну ночь. Ну что ты смотришь на меня, как на врага народа? Катя даже не смотрела мне в глаза. Она нервно теребила край своего модного свитера оверсайз, переступая с ноги на ногу в меховых тапочках. За её спиной, в глубине моей же трешки, полученной еще моим мужем от завода, уже гремела музыка. Слышался смех, звон бокалов и какой-то тяжелый, ритмичный бас, от которого вибрировали стекла в серванте...

— Уберите коробку! Сейчас же! — голос Оли сорвался на визг, чего она сама от себя не ожидала. Руки дрожали, но она крепко сжала дверной косяк, преграждая путь в спальню. Анна Викторовна, грузная женщина с химической завивкой цвета переспелого баклажана, замерла с картонной коробкой в руках. Её лицо пошло красными пятнами, но взгляд оставался ледяным и надменным. За её спиной, переминаясь с ноги на ногу, стоял Вова — муж, с которым Оля прожила пять лет. А чуть поодаль, нагло жуя жвачку и оглядывая обои, прислонилась к стене Света — золовка...