Глеб стоял у окна, вглядываясь в мартовскую слякоть, медленно превращающуюся в апрельское пробуждение. Он наблюдал, как одинокий прохожий пытался удержать равновесие на обледенелом асфальте, и в этой борьбе со стихией видел отражение собственной жизни – такой же неустойчивой и непредсказуемой. – Она приедет завтра, – сказал он, не оборачиваясь. Вера замерла на пороге комнаты, сжимая в руках полотенце. Её тонкие пальцы побелели от напряжения. – Опять? – только и смогла выдавить она. – Она моя мать, – в голосе Глеба звучала усталость человека, повторяющего одну и ту же фразу в сотый раз...

— Мама? — тоненький голосок Полины донёсся из комнаты. — Никита ушёл? Юля закрыла глаза. Вдох. Выдох. Ещё один вдох — глубокий, до боли в рёбрах. — Спи, солнышко. Никита скоро вернётся. Но сама в это не верила. Никита сидел на полу, окружённый разбросанными учебниками. Полина устроилась у него на коленях, водя пальчиком по страницам его тетради по математике, оставляя влажные следы от варенья. — Ники, а почему здесь циферки такие смешные? — Это не циферки, Поля. Это уравнения. — А что такое уравнения? Никита устало потёр переносицу...