Разбор вопроса на примере очереди (не важно кого/чего, в зависимости от воображения). Возьмём в рассмотрение условно кого-то единичного (единственного, самого), не обременённого связями с кем-то и ни в какой очереди не стоящего. Он ни за кем и за ним никого. Он не последний и не крайний. Он даже не точка отсчёта. В случае примыкания (последования) за ним ещё одного подобного, у единичного тут же невольно возникают свойства: У второго по счёту тут же возникают свойства: У каждого, ещё одного примыкающего к этой очереди, возникают те же перечисленные свойства (как у второго)...

Стоишь в очереди к терапевту. Вдруг сзади: «Кто крайний?». И хотя мы интуитивно понимаем, что человек просто хочет узнать, за кем ему встать, лингвистически подкованная часть мозга тихонько возмущается: «Ну, блин, как же так? Ведь по-русски нужно спрашивать «Кто последний?». Почему мы так говорим? Почему «крайний» прочно закрепилось в лексиконе, хотя с точки зрения литературных норм это слово здесь совершенно не к месту? Один из самых распространенных мифов – это убеждение, что слово «последний» обязательно несет в себе негативную окраску...