Нина Андреевна стояла у витрины магазина пряжи уже битых двадцать минут. Стекло запотело от ее дыхания, стирая очертания мотков, выстроенных рядами — багряных, горчичных, лавандовых. На улице моросил противный ноябрьский дождь, проникающий под старенькое, еще советского пошива пальто. Когда-то оно было темно-синим, но годы выцвели ткань до грязновато-серого оттенка. Но женщина не замечала ни сырости, ни пронизывающего ветра. Все ее внимание было приковано к одному-единственному мотку нежно-кремового цвета, словно первый снег на рассвете...

Галина Петровна стояла на крыльце, скрестив на груди руки, загрубевшие от земли, воды и бесконечной работы. Её взгляд, острый и цепкий, как у ястреба, впился в приближающуюся к дому машину. Старенькая «Тойота» сына, Пашки, переваливалась через ухабы деревенской дороги, поднимая клубы сухой июльской пыли, которая тут же оседала на листьях сирени и лопухах у забора. Казалось, даже пыль в их деревне была тяжелой, основательной. — Едут, — буркнула Галина, скорее для себя, чем для любопытной соседки, бабы Нюры, уже свесившейся через забор...