Все звали его просто Дедушка. Ласково, по-свойски, хотя сам Леонид Ильич ощущал себя совсем иным. В паспорте стояло семьдесят два, но в его походке жили все те же тридцать. Словно в каждом шаге таилась сжатая пружина, в движениях рук — непоколебимая уверенность, а во взгляде — твёрдое знание, что жизнь ему по-прежнему подвластна. Я стоял рядом и думал о причудливой природе времени. Живёшь, считая дни бесконечными, будто впереди целая бездна светлых лет, а потом разом понимаешь — ничего не успел, всё ускользнуло...