Я стояла в коридоре собственной квартиры, сжимая в руках мокрую тряпку, и не верила своим ушам. Человек, которого я считала давно вычеркнутым из нашей семейной хроники, стоял на моем пороге в грязных ботинках и требовал не чая, не сочувствия, а половину стоимости моей жизни. И самое страшное было не в его наглости, а в том, что за его спиной маячила тень нашей матери, которая всегда любила его больше. *** — Ты оглохла, что ли, Ленка? Я говорю, двигайся. Чемодан тяжелый, рука отваливается. Я моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд...

Когда мои родители приехали без предупреждения — впервые за два года — я была на кухне, пытаясь вывести пятно от кофе с белой блузки. Блузка, купленная на те самые деньги, которые я получила после смерти бабушки и которые Дмитрий с его матерью считали «общей семейной собственностью». Я не услышала, как они вошли. Просто подняла глаза — и увидела маму на пороге, её лицо исказилось от ужаса. — Господи… — прошептала она, и её взгляд скользнул по синякам на моём лице, по запекшимся царапинам на шее, по запястью, обмотанному потрёпанным бинтом...