Квартира Надежды Павловны была старой, как сама память. Дом ещё сталинской постройки, с тяжёлыми потолками, широкими подоконниками и вечным запахом линолеума, который впитывает в себя все судьбы жильцов. Здесь прошло всё её — от первой любви до последнего вздоха мужа. Здесь вырос её сын — Кирилл. Когда он был маленьким, она сдувала с него пылинки, таскала по кружкам, вкладывала в его голову мысль: «Ты у меня — лучше всех». И верила в это. Слепо, бесконечно, без остатка. Теперь Кириллу было тридцать два...

Он стоял посреди гостиной, сжимая в руке мой телефон, и его лицо было перекошено такой неподдельной яростью, что, казалось, воздух вокруг зарядился током. Я сидела на диване, вцепившись пальцами в мягкий вельвет, и старалась дышать ровно. — Ты что, заблокировала карту? — его голос был низким, хриплым от крика, который он, видимо, пытался сдержать. — А мама с сестрой на что жить будут? Ответь мне! Я не отвечала. Вместо этого я смотрела на него и чувствовала, как по моим губам расползается странная, чужая улыбка...