Сеня рядом и Белла пришел. Былое
— Я не твой кошелек! — заявила Вика и вернула себе свободу
Тишина в квартире была густой, тягучей, как сироп. Она пахла старой пылью и вечным ожиданием. Вика закрыла дверь так тихо, как только могла, прислушиваясь к собственному сердцу. Оно стучало где-то в горле, отдаваясь глухим эхом в уставшем теле. Двенадцать часов на ногах. Скорая. Снова эта девочка с половиной пузырька таблеток и пустыми глазами. Снова бессмысленные крики родственников, запах крови и хлорки. Мир за стенами этой квартиры был искаженным, ломаным, полным чужой боли, которую она тащила на себе, как мокрый халат...
– Вера Ивановна, что вы наделали? – почти крикнула она. – Вы понимаете, что у неё и так проблемы с дыханием?
Лежу в больничной палате. Тонкая простыня прилипает к телу, пот стекает по вискам, а в груди – тяжелое, вязкое чувство, будто кто-то медленно выдавливает из меня последние силы. Переливание крови идет второй день подряд, и я, честно говоря, уже не знаю, как себя держать. Силы уходят, как вода в песок, а мысли путаются, цепляясь за каждую мелочь: за скрип кровати, за запах лекарств, за голоса за дверью. Но громче всего в моей голове звучит голос соседки по палате – бабушки Веры, которая всю неделю, кажется, только и делает, что хоронит меня своими словами...