Звонок в прихожей прозвучал в самый неподходящий момент, будто кто-то нарочно выбрал именно эту минуту, когда Люда только поставила на стол чашку с горячим чаем, выкроив несколько минут для отдыха. Она замерла, вслушиваясь, пытаясь понять, не показалось ли. Но звонок повторился — настойчивее, требовательнее. Люда нахмурилась. Никого она не ждала. В такую погоду вообще редко кто выходит из дома — на улице лило как из ведра. Повернув замок, Люда приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы увидеть, кто стоит на пороге...

Муж выключал воду так, будто платил за каждый лишний миллилитр из собственной крови. Сначала открывал кран тонкой, нервной струйкой, смачивал ладони, тут же перекрывал вентиль, словно душил собственный кран, и только после этого брался за мыло. Ни один обмылок в этом доме не имел права на смерть: исхудавшие, скользкие остатки Семён прилеплял к новым кускам, создавая серые, уродливые слоёные пироги, к которым хотелось прикасаться только в перчатках. Марина стояла в дверях ванной и смотрела на этот ритуал, знакомый до зубного скрежета...