Я заметил рубашку не сразу. Сначала — запах. Не её духи и не мой одеколон, а что-то чужое, терпкое, с дорогой нотой, от которой в горле будто щёлкнул выключатель. Чемодан стоял открытый на коврике в коридоре, и пока Марина шуршала пакетами из «Пятёрочки», я раскладывал по местам её вещи после «командировки» в Казань. Джинсы, косметичка, зарядки, кипа чеков для бухгалтерии. И — плотная, тяжёлая мужская рубашка цвета холодного неба, аккуратно сложенная так, будто её собирались кому-то вернуть. Только «кому» и «почему» — этого я тогда ещё не знал...