— Сколько стоит жизнь вашего ребёнка? — спросил врач, и мир Елены раскололся на «до» и «после». До этого вопроса был душный коридор больницы в Екатеринбурге, пахнущий хлоркой и чужим страхом. Были белые халаты, мелькавшие так быстро, что сливались в одно безликое пятно. Было лицо мужа, Сергея, — непроницаемое, как гранитная плита, на которой высекли слово «прорвёмся». А после вопроса осталась только звенящая тишина в голове и холод, пробирающий до самых костей, несмотря на июльскую жару за окном...

Первые дни слились в серую агонию. Слабость приковывала к кровати в горнице, той самой, где спала бабушка. Вера глотала таблетки, смотрела, как пылинки танцуют в луче света, и ждала конца. Дом стонал скрипом половиц, шептался шорохом мышей на чердаке, дышал запахами старого дерева и трав, пробивающихся сквозь щели. Иногда ей казалось, что она слышит бабушкин смех из сеней или стук ее палки. Как-то, пытаясь дотянуться до стакана с водой, Вера уронила его. Вода пролилась на старую тумбочку из темного дерева, стоявшую у кровати...