Андрей даже не разулся, проходя в квартиру. Грязные следы с его ботинок потянулись по ковру в прихожей, как чёрные подчеркивания к тому, что он собирался сказать. Он хозяйским взглядом окинул прихожую, задержавшись на старом шкафчике для обуви, на вешалке с маминым пальто, на табуретке, где она всегда ставила сумку из магазина. Всё это давно его раздражало — теснота, старьё, нафталин. Нина Петровна стояла у стены, опираясь рукой о косяк. Вторая рука сама собой прижалась к груди — там, где сердце...

Началось всё, если честно, не с измены. Началось с кота. С того, что наш Рыжий — так мы его и звали, без пафоса, как зовут в семьях всё самое живое, — вдруг стал одержим диваном. Он мог часами лежать рядом, уткнув морду в щель между полом и низом, и шевелить ушами, будто там кто-то шепчет ему важные государственные тайны. Я сначала смеялась. — Рыжий, там пыль, — говорила я. — Там только мои серёжки из прошлого века и твои забытые мыши. Он не реагировал. Сосредоточенно бил лапой, как маленький рабочий на стройке: «я сказал — будет сделано»...