Соня Лопухина подала на развод. Оплатила пошлину, собрала нужные бумажки, и даже повыла всласть по любимую жалостливую песню, пока соседи не начали стучать по батарее, призывая вспомнить о совести и угомониться. Соня вытерла сначала слезы, потом сопли, а после глянула на часы и признала, что соседи где-то правы. Петь в три часа ночи, да еще с чувством, не имея ни слуха, ни голоса, явный перебор. Уснуть до утра она так и не смогла, а потому, рассвет встречала, сидя на подоконнике в обнимку с котом и кружкой с остывшим кофе...

Тот разговор на крыльце повис между ними тяжёлым, неподъёмным камнем. Фёдор два дня ходил хмурый, молчаливый, отвечал односложно. Дарья металась в тисках собственной вины и нерешительности. Анатолий звонил каждый день, и его настойчивость уже не казалась робкой — она была давящей, требовательной. Однажды вечером, когда Таня уже спала, Фёдор не выдержал. Он поставил на стол бутылку домашнего самогона, налил два стакана, один сухо подвинул в сторону Дарьи. — Давай говорить, — голос мужа был низким, усталым...