Увидев меня, Жданов раскинул руки в стороны и громко, как будто стараясь, чтобы его услышали, прокричал. - Милая моя, я так скучал по тебе! Почему ты не звонишь, я же волнуюсь за тебя! – он театрально улыбнулся. - Что ты здесь делаешь? – прошипела я ему в лицо. - Как что, родная, я к своей жене приехал. К своей любимой жене. – Не сбавлял громкость он. И на его спектакль уже стали собираться зрители. - Я повторяю вопрос, что тебе здесь нужно? – он попытался взять меня за руки, но я отстранилась от него...

Он видел. Сквозь прищур ресниц, в предрассветной сизой мути сеней, Михаил видел, как Лена крадется к двери. Неслышный скрип половиц, осторожный щелчок щеколды — и вот уже ее тонкий силуэт растворяется в утреннем тумане, навсегда. Он лежал и не шелохнулся, будто спящий. Не потому что спал. А потому что понял: удержать силой можно все что угодно, кроме души, рвущейся навстречу собственной погибели. Ольховка в тот майский день 1940 года утопала в зелени и тишине, нарушаемой лишь кудахтаньем кур да далеким мычанием коровы...