Есть вещи, которые лучше бы навсегда остались на дне. На дне рек, на дне памяти, на дне заколоченных ящиков в забытых богом промышленных зонах. Я это знаю не понаслышке. Я видел, как такая вещь всплыла на поверхность. Наш старый сухогруз, «Толстолобик», был ржавым, скрипучим корытом, которое знало Волгу лучше, чем любой лоцман. Экипаж ему под стать: капитан Михалыч, пропивший печень, но не речную хватку; механик Петрович, угрюмый, как осеннее небо, и говоривший только с дизелем; и мы с Саньком, два...