— Сволочь! Сволочь такая! — голос Веры разрывал тишину кухни пополам. Кружка с недопитым кофе полетела в стену. Осколки фарфора рассыпались по линолеуму, как белые слезы. А она стояла посреди этого хаоса — сорокапятилетняя женщина в застиранном халате, с растрепанными волосами и глазами, полными такой ярости, что воздух вокруг, казалось, потрескивает. — Двадцать три года! — кричала она в пустоту. — Двадцать три года я терпела тебя! Соседи за стеной постучали — мол, потише там. Но Вера только громче завопила: — А теперь — молчать? Теперь — стерпеть? На кухонном столе лежала распечатка из банка...

В девятнадцать лет Катя всё ещё не знала, как это — когда тебя выбирают. Не из вежливости, не «до сессии дотянем», а по-настоящему. В общаге девушки смеялись, делились помадами и чужими тайнами, а Катя жила как между страницами: вроде бы рядом с жизнью, но не на самой картинке. На стены в коридоре сосновыми кнопками крепили объявления — от «сниму подработку» до «интимные встречи». Это словосочетание раньше казалось ей из другого мира: взрослого, пахнущего дорогим кофе и чужой уверенностью. В тот вечер по коридору тянуло котлетами из столовой, и кто-то наигрывал на гитаре «Группа крови»...