Егорка, шмыгая носом, тащил на больших санях сухую соснину, упала у самого края деревни, так -то брать нельзя, да дядька Анатолий, лесник местный, подсказал Егорке, мол, как стемнеет, забери. Тянет мальчишка лесину ту, надрывается. -Егор, Егорка, - окликает кто-то, ну так и есть, вот востроглазая, Танька, одноклассница Егорушкина. -Ну, чего тебе? -Дай помогу. Вот егоза, ну откуда у девчонки силы, а? А всё же легче мальчонке, вдвоём впряглись в сани и волокут. -А с детьми кто, Егорушка? -Бабка, кто ещё -то, мамка на работе...

Вообще-то это не его собака. И не её. Сначала мы с Сан Санычем думали, что это такая форма общественной заботы: мол, деревня маленькая, народ дружный, вот и провожают друг друга, кто как может. Один — до калитки. Другой — до поворота. А вот этот, лохматый, ушастый — до остановки. Серьёзно, если бы он ещё зонт в зубах носил, можно было бы туристов водить: «Смотрите, у нас тут культурное сопровождение, маршрут “Проводить и пожалеть”». Но зонта не было. Зато была она. Каждое утро в 7:48. Ни минутой позже...