Вечером, когда спать ложились, началось - ветер посвежел, зашевелил верхушки деревьев, а затем тяжёлые шары зеленый грецких орехов начали стучать по забору. Мы весной, когда укорачивали орех, то оставили одну ветку над забором. Она высоко тогда была, но орехов много, тяжелые, ветка чуть не падает, я под неё поставил подпорку, но всё равно на забор ложится. А обрезать жалко - на ней много орехов, и все крупные, чистые, в отличие от прошлого лета. Мы тогда вообще ни одного ореха со своего дерева не сняли - всё черные были и червивые...

— Подпиши, чего ты упираешься, — голос Павла дрогнул, но он пытался сделать его твердым. — Ну не чужой же я тут. Надя стояла у окна, прижимая к груди папку с документами так, будто там лежал не простой договор, а что-то живое, упрямо бьющееся. — Еще раз мне эту бумагу под нос подсунь, — тихо сказала она, не оборачиваясь, — и я сама тебе дверь открою. В обе створки. Кухня сразу будто съежилась. Холодильник затарахтел громче, капли из плохо закрученного крана зазвучали отчетливее. Павел сглотнул, сжал и разжал пальцы...