Когда свекровь позвонила в половине двенадцатого ночи и потребовала срочно приехать, я поняла — это ловушка. Но Андрей уже натягивал джинсы, роняя тапки и путаясь в штанинах. Его руки дрожали. Голос матери в динамике телефона звучал истерично, надрывно, с теми особенными интонациями профессиональной жертвы, которые я научилась распознавать за пять лет нашего с ним союза. — Сынок, мне плохо! Сердце! Вызови мне скорую, я сама не могу набрать! Руки не слушаются! Я лежала в кровати, глядя в потолок, и считала до десяти...