Вечер за окном был густым и темным, а свет от большой дизайнерской люстры в гостиной казался слишком ярким, почти неестественным. Он освещал безупречный порядок: глянцевые поверхности мебели, на которых не было ни пылинки, строгие линии современного интерьера, дорогой ковер с геометрическим узором. В этой квартире, за которую они с Алисой еще двадцать лет платили банку, все было правильным, выверенным до миллиметра. И от этого нечем было дышать. Дмитрий закрыл за собой тяжелую входную дверь, щелкнув замком...

Она рассмеялась. Звук этот, обычно такой желанный и музыкальный для моих ушей, сейчас прозвучал как щелчок по стеклу — тонкий, резкий, предвещающий трещину. Я стоял у окна в нашей спальне на втором этаже, бессмысленно разминая в руке зажатую тряпку для пыли, и смотрел, как моя жена, Алиса, разговаривает с мужчиной у подъезда. С мужчиной, которого я не видел никогда в жизни. Это был не просто смех. Это был целый спектакль, сыгранный всем ее телом. Она откинула голову назад, обнажив ту самую, так мною любимую, нежную линию шеи, и положила ладонь ему на предплечье...