Артём ненавидел эти воскресные ужины. Ритуал, отлаженный до мелочей, как парадный марш. Стеклянная столешница холодно блестела под светом люстры, отражая три пары глаз: его, матери и отчима. Тишину нарушал лишь стук фарфора. Воздух был густым, как кисель, и таким же безвкусным. — Картошечку, Марина Викторовна? — Олег протягивал блюдо с таким видом, будто предлагал корону. Его доброжелательность была всегда включена на полную мощность, и от этого Артёма слегка тошнило. — Спасибо, Олег. — Мать улыбалась, но уголки её губ подрагивали...