— Тьфу ты, господи, никакой совести у людей! — Антонина Павловна в третий раз надавила на дверной звонок, прислушиваясь к звукам за дверью. — Я третий час под дверью торчу, невестка дома, а меня не пускает, — пробормотала она, доставая мобильный телефон. Из квартиры доносились приглушённые голоса — женский смех и низкий мужской баритон. Затем что-то упало, раздался звон разбитого стекла и снова смех. — Алло, Игорь? — Антонина Павловна понизила голос до драматического шёпота. — Сынок, ты срочно нужен дома! — Мам? — в трубке слышался шум офиса и усталость...

— Ты понимаешь, что просишь невозможного? — Павел сжал кулаки. — Это моя мать. Как я могу её не пригласить? Вика отвернулась к окну. За стеклом моросил мелкий октябрьский дождь, размывая очертания панельных пятиэтажек. Такой же серый и безнадежный, как их разговор. — Твою мать на нашей я свадьбе видеть не хочу! Выбирай — или я, или она, — отчеканила Вика, не оборачиваясь. Её тонкая фигура казалась вырезанной из картона на фоне мутного осеннего света. — Господи, ты слышишь себя? Мы уже месяц топчемся на одном месте! — Вот именно! Месяц! А что изменилось? Она по-прежнему считает меня...