Утро в нашем городе всегда пахло хлебом. Даже зимой, когда снег скрипит как сахар, и дыхание превращается в пар, за углом пекарни держится тёплый запах корки — плотный, как одеяло. Очередь к открытию собирается раньше света. Сначала молчаливые спины, потом шёпот, потом неизбежная перекличка: кто за кем, кто для кого берёт. В этой очереди всегда стоял он. Низкий, крепкий, с выцветшей шинельной шапкой и теми руками, которые умеют держать лопату, письмо и чужую беду одинаково бережно. Молчал. Брал два батона...

Он стоял в коридоре с рюкзаком и говорил, что «нужно подумать». А я просто забыла про хлеб. Не измену, не долг, не предательство. Хлеб. Обычный белый батон. Костя смотрел куда-то мимо меня, а за его спиной, в комнате, сидела наша дочь Аня и рисовала, не поднимая головы. Её маленькие пальцы крепко держали зелёный карандаш, словно это было самым важным занятием на свете. — Ты не понимаешь, — его голос звучал устало, словно мы повторяли этот разговор в сотый раз. — Это не про хлеб, Оксана. Это про порядок вещей...