Муж Игорь схватил дубленку, которую мне подарили родители, с вешалки в прихожей, скомкал дорогую кожу в своем кулаке и просипел сквозь зубы, смотря куда-то мимо меня, в стену: «Сдадим. Нам такая роскошь ни к чему». Я не спорила. Просто стояла и смотрела, как коричневая, цвета спелого каштана, дубленка, пахнущая новой вещью и мамиными духами, бесформенным мешком повисает на его согнутой руке. На улице стоял ноябрь, промозглый и ветреный. Просто выскочил из квартиры, хлопнув дверью. Я осталась в тишине, в центре прихожей, на полу которой лежала моя тень, короткая и беспомощная...

— А куда мне, по-твоему, девать три килограмма холодца? В форточку выкидывать? — Трубка телефона нагрелась, но голос на том конце провода был еще горячее. — Лена, ты меня слышишь? Я говорю, у меня балкон забит банками, а в холодильнике места нет даже для лекарств. Елена зажала телефон плечом, продолжая натирать раковину содой. Губка скрипела по эмали, вторя раздражению, которое поднималось где-то в районе солнечного сплетения. — Зинаида Петровна, у нас стол — полтора метра в разложенном виде. В прошлый раз Паша сидел на табуретке в проходе, а вы жаловались, что вам дует от окна...