В конверте было пять правил. Бумага плотная, как открытка: лощёная, белая, пахнущая чужими духами. Имя адресата — «Для Алины» — выведено аккуратным, твердым почерком, с таким горделивым росчерком в конце, будто подпись уже сама по себе была аргументом. Алина держала это в руках — тонкий прямоугольник, весомый как приговор, — и думала о том, что утро начиналось с ванильного аромата блинчиков и тихого стука дождя, а стало каким‑то слишком важным. — Возьми, доченька, — сказала Галина Ивановна, не сняв плаща...

— Это квартира твоей бабушки, и теперь она моя! — голос свекрови прорезал утреннюю тишину, как удар топора по стеклу. Татьяна замерла с чашкой кофе в руках. Кофе пролился на белую скатерть, расползаясь тёмным пятном, но она этого не заметила. В дверях стояла Галина Петровна, её свекровь, держа в руках какие-то бумаги. За её спиной маячил Вадим — муж Татьяны. Он смотрел в пол, избегая встречи с глазами жены. Три года. Три года они прожили в этой квартире после смерти бабушки Вадима. Три года Татьяна...