– Марин, ты чего разлеглась? Время уже четыре часа, а у нас в холодильнике мышь повесилась. Вставай давай, хватит симулировать. Голос мужа звучал как грохот отбойного молотка. Марина с трудом разлепила глаза. Веки были тяжелыми, будто свинцовыми, а во рту пересохло так, что язык казался наждачной бумагой. Она лежала под двумя одеялами, но её все равно колотило от озноба. – Сережа... – прошептала она, и собственный голос показался ей чужим, хриплым и скрипучим. – Мне очень плохо. Температура тридцать девять и два...