– Здорово, Катерин. Как там мать-то?  – Да ничё. Семенит по-малёху. – О-ох, всем бы так. Сколько ей уж? – Так девяносто стукнуло. – От те... Я думала поменьше. Молодец какая! – Та-а, тоже уж... И видит чуток, и кричу – не слышит. И вообще, ох, как дитя малое она, Анна Михайловна. – Так ведь уж лет-то сколько. Не свой век живёт. Катерина кивала, соглашалась. Возвращалась она сейчас домой от старой матери. И если честно, шла расстроенная, сердитая, смахивала слезу.  Повстречавшаяся ей соседка, Анна Михайловна, много лет работала в школьной библиотеке, куда бегали ещё мальчишки Кати...

Кухня в хрущёвке на Автозаводе в Нижнем Новгороде была крошечной, но Тамара Игоревна умещалась в ней с монументальностью памятника самой себе. Она сидела на табуретке, поджав тонкие губы, и её взгляд, острый, как игла, буравил спину сына, который жадно хлебал остывший борщ. — Олег, я, конечно, всё понимаю, любовь-морковь, вторая молодость у вас там, или что… Но можно как-то… потише? — Голос у неё был скрипучий, как несмазанная дверь, и всегда содержал нотку застарелой обиды на весь мир. — Соседи люди пожилые, у Зинаиды Петровны сердце...