Воскресное утро было тем редким временем, когда жизнь текла плавно и предсказуемо. Солнечные пятна медленно ползли по кухонному столу, где пахло свежими булками и кофе. Яна, завернувшись в потертый домашний халат, поливала герань на подоконнике. Из комнаты доносился смех — её муж Андрей возился на полу с четырёхлетним Максимом, собирая из огромного конструктора космический корабль. Было тихо. Было безопасно. Идиллию разорвал резкий, настойчивый звонок в дверь. Не два коротких, вежливых, а один долгий, требовательный...

— «Мама сказала, что ты мне не пара…» — почти шёпотом произнёс Илья, аккуратно складывая вещи в чемодан. Фраза прозвучала тихо, но будто грянул гром. Лампа на тумбочке дрожала от сквозняка, часы на стене отбивали ровно девять вечера — тот самый час, когда всё рушится, хотя ещё минуту назад казалось — всё под контролем. Марина не сразу поняла, что он сказал. Или не захотела понять. — Что‑что, Илья? — переспросила она, чувствуя, как где‑то под рёбрами поднимается леденящее предчувствие. — Мама сказала… — Он запнулся, тяжело вдохнул...

Лиза ехала медленно, будто машина сама выбирала темп, а она только держала руль и соглашалась. Асфальт тянулся лентой, знакомой до боли: здесь когда-то считали повороты «как до дома осталось», здесь она в детстве засыпала на заднем сиденье под разговоры взрослых. Лиза не торопилась, ей нужно было время — привыкнуть к мысли, что она действительно едет в ту самую деревню. Табличка появилась неожиданно — как всегда: чуть за поворотом, в траве, на вбитых криво столбиках. «Заречье». Буквы облупились, белое стало серым, зелёное — выцветшим, словно слово уставало произносить себя из года в год...