Ты сидишь на подоконнике, куришь в открытое окно. Одну за одной. Докуриваешь шестую. Понимаешь, что шесть для тебя это уже слишком – крепко. Но на душе все еще слишком – горько. И это не то «горько», что кричали вам год назад. Смотришь на обручальное кольцо, тянешься за седьмой. Опрокидываешь пепельницу, она с лязгом разбивается об асфальт. Ловишь укоризненный взгляд вечно торчащей под окнами старшей по подъезду. Думаешь «Да ну и пес с ней, дура старая», но вырывается «Жан-Иванна, случайно разбила, я все верну обратно!» Думаешь, а не рухнуть ли туда же, следом за пепельницей...

— Томка, ты совсем с ума сошла? Какой еще Север? — Ленка заламывала руки, мельтеша по кухне. — У тебя двое пацанов, куда ты собралась? — А что делать-то? — Тамара машинально поправила выбившуюся прядь, уставилась в одну точку. — Мне что, побираться идти? Квартиру Витька отсудил, алименты какие с него возьмешь — все "в черную" получает... — Да ты хоть представляешь, какой там холод? Какие условия? — Представляю, Лен. Родители там двадцать лет оттрубили, я там выросла. Знаю, что почем. Ленка плюхнулась на табуретку, покачала головой: — Господи, Томка...