Татьяна Ивановна замерла с полотенцем в руках. Вода ещё тихо капала с волос на линолеум, оставляя неровные тёмные круги. Из комнаты доносился хриплый, надломленный от крика голос зятя. — Это моя квартира, я её купил! А ты здесь никто! — кричал он, захлёбываясь злостью. — Никто, слышишь? Дочь молча смотрела в пол. Это молчание резало по сердцу больнее любых слов. Татьяна машинально сжала в руках полотенце так сильно, что суставы побелели. Десять лет. Десять лет она выплачивала ипотеку за эту «трешку», во всём себе отказывая, в старом пальто ходила, чтобы молодые жили в комфорте...

Холодильник гудел на кухне, как усталый зверь. Этот звук преследовал Марину с тех пор, как они купили эту шумную, уже не новую машину пять лет назад. Но сегодня его гудение казалось ей особенно навязчивым и злым. Она стояла перед открытой дверцей, ощущая холодный поток воздуха на лице, и смотрела на почти пустые полки. Пачка масла, кефир, банка с солеными огурцами и одинокий пакет макарон. На дверце прижимались друг к другу три яйца в лотке. Она медленно закрыла дверцу, и ее отражение поплыло в белой эмали — осунувшееся лицо, темные круги под глазами...