Все началось не с громкой музыки и шампанского, а с тихого звона фарфора. Я мыла чашку, его любимую, с синими драконами, а он снова говорил о работе. Голос Сергея был ровным, как стерильная поверхность операционного стола, за которым он проводил большую часть жизни. «…и представь, этот дурак Кузнецов снова подвел под статистику. Придется все пересчитывать», — его слова падали в тишину кухни, как капли воды в раковину. Монотонно. Предсказуемо. Я кивала, глядя в окно на умытый дождем вечерний город...

– Уходите! Уходите оба! Галина Петровна стояла в дверях, и лицо её перекосило так, что Ольга на секунду испугалась. – Мне такие дети не нужны! Вы меня ещё вспомните! Вы ещё приползёте на коленях! Сергей не обернулся. Ольга тоже. Они спускались по лестнице, и у Ольги тряслись колени. Руки ледяные. Во рту пересохло так, что язык прилип к нёбу. Она вцепилась в перила и старалась дышать. Просто дышать. Три года они отдавали Галине Петровне деньги. Сто двадцать тысяч на «сгоревший вклад». Восемьдесят на кредит...