К вечеру Алёна чувствовала себя чужой в собственной квартире. Мария Васильевна перемыла всю посуду, заявив, что они плохо её ополаскивают, перестелила постельное бельё ("это что за простыни за десять тысяч? обычные бязевые в сто раз лучше!") и даже пересадила цветы на подоконнике, потому что "они у вас тут чахнут". — Это суккуленты, — устало объяснила Алёна, когда увидела, как свекровь щедро поливает её коллекцию миниатюрных кактусов. — Им нужно мало воды. От избытка влаги корни загниют. — Все растения любят воду! — отрезала свекровь, продолжая поливать...

Таня смотрела на мать и не узнавала ее. Эта женщина, сидевшая напротив с вызывающе приподнятым подбородком, с жесткой складкой у губ, казалось, не имела ничего общего с той Ольгой Михайловной, которую Таня помнила с детства. Мягкой, заботливой, всегда готовой пожертвовать чем угодно ради дочери. — На каком основании твой сожитель ведет себя в нашей квартире как хозяин? — выпалила Таня то, что копилось в ней неделями. — Ты понимаешь, что это наша с тобой квартира? Наша! Ольга Михайловна глубоко вздохнула, словно собирая остатки терпения...