Осенний свет, бледный и жидкий, словно разбавленное молоко, струился сквозь высокое окно, окрашивая пыльные частицы в воздухе в нежный, почти акварельный оттенок. София стояла неподвижно, прислонившись лбом к прохладному стеклу, и наблюдала, как за его пределами разворачивается немое представление. Серые, тяжелые октябрьские тучи, словно вата, заложили все небо, не оставляя ни единого просвета для лучей ушедшего лета. Во дворе, под порывами резкого ветра, медленно кружились, расставались с ветвями первые желтые листья, они падали на мокрый асфальт, образуя хрупкий, шелестящий ковер...

Тишину в квартире супругов Соколовых разорвал голос, от которого сжалось бы любое сердце. Он не был просто громким, он был полон такой выдержанной, клокочущей боли, что, казалось, сам воздух застыл, не в силах ее вынести. — Просто оставь меня! Хватит это терпеть! И себя не заставляй! Это был Артем. А потом в стену, с противным дребезжанием, врезалась и рассыпалась на десятки острых фрагментов тарелка. Звяк! Эхо этого звука казалось громче любого выстрела. София, стоявшая в дверях, лишь глубже выдохнула...