Андрей даже не разулся, проходя в квартиру. Грязные следы с его ботинок потянулись по ковру в прихожей, как чёрные подчеркивания к тому, что он собирался сказать. Он хозяйским взглядом окинул прихожую, задержавшись на старом шкафчике для обуви, на вешалке с маминым пальто, на табуретке, где она всегда ставила сумку из магазина. Всё это давно его раздражало — теснота, старьё, нафталин. Нина Петровна стояла у стены, опираясь рукой о косяк. Вторая рука сама собой прижалась к груди — там, где сердце...

— Ты пригласил свою маму пожить у нас недельку, а она уже третий месяц переставляет мебель и учит меня варить борщ в моем собственном доме! Егор, я чувствую себя гостьей в своей квартире! Или она съезжает сегодня, или я подаю на развод! Евгения произнесла это негромко, наклонившись к самому уху мужа, сидевшего в массивном игровом кресле. Её голос был сухим и шершавым, как наждачная бумага. Никакого крика, никакой истерики — только холодная констатация факта, от которой у нормального человека должны были бы пойти мурашки по коже...