Все началось с чашки. Вернее, с липкого, коричневого кольца, которое она оставила на белой столешнице из искусственного камня. Я вытирала ее уже в третий раз за утро, а она появлялась снова, как упрямое родимое пятно. Лёшкино клеймо. Знак его присутствия в моем идеальном, выстроенном по линеечке мире. — Лёш! — мой голос, как я и хотела, прозвучал не раздраженно, а устало-заботливо. Это был мой фирменный тон, отточенный годами материнства. Тон праведной мученицы. — Ты опять поставил чашку без подставки!...

Когда она потом будет рассказывать — сначала осторожно, почти шёпотом, потом твёрдо — фразу, от которой по спине у слушателей пробегает холодок, ее голос станет неожиданно спокойным, как у дежурного по станции: «После двенадцати лет брака я выставила мужа за дверь. Осталась одна с двумя детьми». Слово «выставила» — не о силе, а о решении. О том щелчке, который делают замки — изнутри. На кухне пахло чёрным чаем и крахмалом: на табуретке остывала выглаженная форменная блуза, аккуратно сложенная на четверо, как в учебнике...