Телефон завибрировал так настойчиво, что Алёна поняла - что-то случилось. — Алён, ты где? Папа решил пожить у нас пока, — голос Миши звучал виновато. — Квартиру свою продал наконец. Ну ты же не против? Сердце ушло вниз. Она представила Бориса Петровича в их двушке. Его привычку кряхтеть по утрам. Его взгляды поверх очков. — Конечно не против, — соврала она в трубку. Из санатория удалось уехать чуть пораньше. Хорошо, думала Алёна, поеду домой, приготовлю что-нибудь вкусненькое, встречу мужа красивой...

Мраморная кухня пахла тоской, как будто само это холодное, стерильное пространство впитало все несказанные слова, слёзы, выдохи. Свет от встроенных светильников резал глаза, отражаясь в битом стекле — экран телефона раскололся, как скорлупа у яйца. Он лежал возле ножки барного стула, чуть в стороне, как свидетель чего-то интимного и болезненного, что произошло тут всего мгновение назад. Анна не двигалась. Её руки — тонкие, ухоженные, с ногтями телесного цвета — сжимали край кухонной стойки. На ней было вечернее платье: бархат тёмного винного оттенка, чуть спущенное на плечи...