— Ну всё, чемодан, пойдёшь сегодня на покой. Отслужил ты своё. Вера разговаривала с вещами, когда оставалась одна. Это помогало скоротать время и придавало унылой работе вид осмысленного диалога. Она стояла на шаткой табуретке, с трудом стаскивая с антресолей пыльный, обитый потрескавшейся кожей отцовский чемодан. Он был тяжёлый, набитый каким-то хламом, который мать годами отказывалась выбрасывать. Но матери не стало, а память не измерялась весом макулатуры и старого тряпья. Решимость Веры избавиться от всего лишнего была сегодня твёрдой, как застывший цемент...

Пять лет я смотрела на мир через тюремную решетку, взяв на себя вину за финансовую аферу сына. Я была уверена, что спасаю его блестящее будущее, его мечту, его жизнь. Я вышла на свободу, мечтая обнять Кирилла, а он встретил меня в дорогом костюме, сунул в руку деньги и велел исчезнуть. Он построил свою новую, роскошную жизнь на моих руинах и боялся, что я, как призрак из прошлого, всё разрушу. Так и случилось. Только разрушителем была не я. Скрип ворот за спиной прозвучал как первый вздох после долгого удушья...