Он видел. Сквозь прищур ресниц, в предрассветной сизой мути сеней, Михаил видел, как Лена крадется к двери. Неслышный скрип половиц, осторожный щелчок щеколды — и вот уже ее тонкий силуэт растворяется в утреннем тумане, навсегда. Он лежал и не шелохнулся, будто спящий. Не потому что спал. А потому что понял: удержать силой можно все что угодно, кроме души, рвущейся навстречу собственной погибели. Ольховка в тот майский день 1940 года утопала в зелени и тишине, нарушаемой лишь кудахтаньем кур да далеким мычанием коровы...

Изображение сгенерировано нейросетью Покуда мы томились в тревожном ожидании под покровом ночи, в избе сотенного не утихали горячие споры. Князь вместе с сотенным и воеводами толковали о ходе грядущего боя. Я не ведал, что они мыслили предпринять; моим делом было приглядывать за лошадьми и выполнять наказы старшего конюха. Что творилось в душе Борислава, я мог токмо догадываться, ибо коротали ночь мы в разных концах заставы. Перята, коему не сиделось на месте, то и дело бегал прознать, что порешил Святослав Ярославич...