Лежать на холодном, упругом от того, что вчера всё подтаяло, а сегодня только–только начало подмораживать, снегу показалось даже приятно. Внутри было горячо, рвалась наружу, пульсировала в висках кровь, ныло в груди, лицо горело, а во рту всё пересохло. Я зачерпнул ладонью горсть снега, медленно, как полупарализованный, еле–еле разведя зубы, положил комок белой влаги в рот. На языке стало приятно, но всё портил привкус металла. Кровь сочилась из разбитых десен, заставляла кашлять и глотать её. Сил на то, чтобы перевернуться и сплюнуть, не было...

— Петрович, срочный вызов на улицу Робеспьера! — загремел в трубке голос оператора. В мерцании тусклого света дежурной комнаты лицо Петровича исказила тень усталости. Сколько раз за смену он уже слышал это? Пятый? Шестой? Но что-то в интонации дежурного заставило сердце замереть. Слишком резко, слишком взволнованно. Он взглянул на своего напарника — молодого фельдшера Андрея, который ловко крутил в руках фонендоскоп, явно ожидая инструкций. — Поехали, — коротко бросил Петрович, надевая старую, видавшую виды куртку...