— Денис, не так держишь! Ты доску расколешь, а не гвоздь забьёшь. У тебя руки из одного места, что ли, растут? Голос Эльвиры Станиславовны, резкий и сухой, как треск старого дерева, ударил по затылку. Денис вздрогнул, и молоток соскользнул, оставив на свежей сосновой доске уродливую вмятину. Он выпрямился, чувствуя, как ноет поясница. Суббота. Полдень. Солнце пекло нещадно, и пот, смешиваясь с древесной пылью, стекал по вискам, оставляя грязные разводы. Очередные выходные на даче, которые его жена Лена называла «отдыхом на природе», а он про себя — «трудовой повинностью»...

Тамара Андреевна проснулась от детского плача. Четыре утра. Матвей опять расплакался. Она лежала минуту, прислушиваясь — может, Ира встанет к сыну. Но из соседней комнаты доносился только храп Тимофея. Плач становился громче. Поднялась, накинула халат. В детской Матвей стоял в кроватке, размазывая слезы по щекам. Увидев бабушку, протянул ручки. — Тише, тише, мой хороший. Баба здесь. Взяла на руки, прижала к себе. Мальчик затих, уткнулся носом в плечо. От него пахло молоком и детской присыпкой. Тамара Андреевна покачивала внука, тихо напевая колыбельную...