— В Питер по делам, — сказала Ольга мимоходом, будто речь шла о хлебе к ужину. — Во вторник встреча, в среду — подписывать договор. Вернусь в четверг. Андрей поднял глаза от чашки. За окном шуршал мокрый снег, и от этого шуршания внутри будто скрежетнуло. Он уловил лёгкую фальшь — не в словах, в паузе между ними. Как если музыкант на долю секунды промахнулся мимо ноты, а публика не заметила, но оркестрант — заметил. — Билеты уже взяла? — спросил он ровно. — Конечно, — улыбнулась. — Могу показать...

Он сказал это не во время ссоры. Не швырнул тарелку в стену, не хлопнул дверью. Он сказал это тихо, почти буднично, аккуратно разрезая куриную грудку в своем грибном соусе. Мир на секунду замер. За окном сигналила машина, десятилетний Кирилл в своей комнате смотрел какой-то дурацкий стрим, вилка в руке Димы застыла на полпути ко рту. Все как обычно. Только что прозвучала фраза, которая методично, как нож для мяса, разрезала наш двенадцатилетний брак на "до" и "после". — Что? — я переспросила, хотя прекрасно расслышала каждое слово...