— Герман, ты мямля! Бесхребетное существо, а не мужчина! Сколько можно тянуть? Год уже прошёл, как я тебе эту идею подкинула! Год! Голос свекрови, Маргариты Павловны, обычно медово-наставнический, сейчас звенел от плохо сдерживаемого раздражения. Он резал воздух в маленькой кухне, просачиваясь сквозь неплотно прикрытую дверь в комнату, где Марина, свернувшись калачиком на диване, притворялась спящей. Сердце у неё ухнуло куда-то вниз, в холодную, липкую пустоту. — Мама, ну перестань! — заканючил Герман...

— Половину, Оля. Ровно половину. По закону. Игорь произнёс это так, будто зачитывал приговор. Голос его, обычно мягкий и чуть виноватый, сейчас обрёл металлическую твёрдость. Он стоял посреди их маленькой гостиной, прямой, как аршин проглотил, в своём лучшем костюме, который надевал только на свадьбы и похороны. В руке он сжимал папку с бумагами, словно это был жезл полководца, дарующий ему право повелевать. Ольга, сидевшая в старом кресле с чашкой остывшего чая, медленно подняла на него глаза. Она только что вернулась с работы, уставшая, вымотанная весенней слякотью и бесконечными отчётами...