Эта история случилась в те самые лихие 90-е. Правда, тех, кто существовал в них, забыли предупредить, что они – лихие. А уж те, кто жил тогда в глухих, забытых Богом и тогдашними властями, сёлах и деревнях, и вовсе оставались в неведении.  Хотя изменения почувствовали все: в городах гордая элита рабочего класса выходила на улицы с плакатами и кастрюлями – требованиями зарплаты. Люди стояли очереди на "отоварку" по талонам. Закрывались заводы и фабрики, массово увольняли народ в никуда. А село хваталось...

Максим складывал рубашки в чемодан с такой тщательностью, словно собирался в командировку, а не навсегда покидал семейное гнездо. Его пальцы дрожали едва заметно, выдавая волнение, которое он пытался скрыть за маской решительности. — Елена, нам нужно поговорить, — произнёс он, не поднимая глаз от аккуратно сложенной одежды. Я сидела в кресле у окна, наблюдая за его сборами уже полчаса. Пятнадцать лет брака научили меня читать его как открытую книгу. Нервное покашливание, избегание прямого взгляда, напряжённые плечи — всё кричало о том, что сейчас прозвучит что-то важное и болезненное...