Шестьдесят лет. Вдова. Вера Петровна Синицына сидела в кабинете покойного мужа, Вадима. Она сидела в его кресле, которое до сих пор пахло им — въевшийся, тяжелый запах дорогого табака, натуральной кожи и чего-то еще, металлического, холодного. Тридцать лет она почти не входила в этот кабинет без стука. «Вера, я занят», — бросал он, не оборачиваясь. Теперь она могла сидеть здесь вечно. Разбирая остатки его жизни. Бумаги, счета, какие-то старые, уже ненужные договоры. Все это было чужим, как латынь...

Папка с глянцевой обложкой легла на ее скромный кухонный стол. Вадим, ее сын, подвинул ее ближе к матери. Его жена, Светлана, сидела рядом, сложив руки на коленях. Дорогие часы на ее запястье поблескивали. — Мам, это просто… логично. Подумай сама, — голос Вадима был ровным, хорошо отрепетированным. — Мы же обсуждали. Тебе становится сложнее одной. — Елизавета Григорьевна, это премиум-уровень. «Золотая Осень», — вкрадчиво добавила Светлана, поправляя идеальную укладку. — Там уход, общение. Врачи двадцать четыре на семь...