Грязный, пыльный, с тяжелым запахом старости и сырости, ковер лежал посреди нашей новой, ещё почти пустой гостиной, как дохлая собака. Красный, когда-то, сейчас он был какой-то буро-грязный, с протёртыми до основы пятнами и вытертыми бахромками по краям. По углам торчали нитки, в середине зияла дыра размером с блюдце, а от него несло так, будто его десять лет держали в сыром подвале. — Лена, это вообще нормально? — голос у Миши дрожал от злости. — Это… это что такое? Я молча смотрела на ковер, на...

– Ты опять опоздала с работы? – рявкнул он, даже не дожидаясь, пока она снимет промокшие от мокрого снега ботинки. – Я всё понял. Лена замерла, держась рукой за холодную дверную ручку. В квартире было душно, пахло жареным луком и какой-то тяжёлой, застоявшейся злостью. Этот запах преследовал её последние три недели, въедаясь в шторы, в одежду, в кожу. Она медленно выдохнула, пытаясь унять дрожь в руках, и повернулась к мужу. Андрей стоял в проеме кухни, скрестив руки на груди. Халат распахнут, под ним — мятая домашняя футболка...