Утро в стеклянной коробке офиса начиналось с белого света, который просачивался через жалюзи и падал на хромированные поверхности, делая их гладкими, почти стерильными. Карина Мартынова любила этот час — между безличной тишиной и первым звонком. В эти сорок минут мир казался податливым, как лист для чистового варианта. Она ставила чашку с крепким кофе на край стола и открывала расписание, расправляя плечи под шелковой блузкой, почти воинственно. За прозрачной стеной просыпалась собственность Карины...

Бабушка молча заваривала чай в старом фарфоровом чайнике с отколотым носиком, который я помнила еще с детства. Я сидела на ее кухне в хрущёвке, где пахло валерьянкой и застарелым одиночеством, пытаясь понять, как жить дальше после маминой смерти. — Настя, нам нужно поговорить, — вдруг произнесла бабушка, ставя передо мной треснутую чашку. — О твоем отце. Я едва не подавилась чаем. За двадцать пять лет бабушка впервые заговорила со мной на эту тему. Мама всегда отвечала уклончиво, когда я пыталась узнать хоть что-то о своем папе: «Какой там отец! Мы вырастили тебя сами...