Ноябрьский ветер в тот год был особенно злым. Он не просто дул, он вгрызался в кожу, пробирался под тонкое пальто, словно пытаясь выдуть остатки тепла из души. Но Настя холода почти не чувствовала. Её щеки горели адским огнем, хотя никто не ударил её физически. Удар был нанесен куда глубже — прямо в сердце, в самую суть её женской гордости. Она стояла на крыльце старинного особняка Воронцовых, сжимая в руке смятую, грязную бумажку. Пятьсот рублей. Синенькая купюра с Петром Первым, который смотрел на неё с тем же высокомерием, что и бывшая свекровь минуту назад...

Когда я сказал девушке, что еду в Туву на месяц, она посмотрела на меня так, будто я объявил о полёте на Марс без скафандра. "Игорь, ты что, совсем? Я понимаю — Таиланд, Турция, даже Колумбия куда ни шло, но Тува? Там же самая высокая преступность в России! Посмотри статистику!" — она тыкала пальцем в экран ноутбука, показывая графики с убийствами на душу населения. Я объездил сорок стран за десять лет — от Марокко до Вьетнама, от Боливии до Казахстана, спал в джунглях Амазонки, ночевал в трущобах Манилы, автостопил через пустыню Гоби, но для неё Тува была страшнее всего этого вместе взятого...