Тамара Петровна жила не в квартире, а в музее собственной непогрешимости. В её «сталинке» с высокими потолками время словно застыло где-то в конце восьмидесятых, но это был не запах старости, а аромат консерватизма. Накрахмаленные салфетки на комоде, хрусталь в серванте, который мылся дважды в год со специальным раствором уксуса для блеска, и тяжелые бархатные портьеры, надежно защищающие её маленький идеальный мир от вульгарной уличной суеты. Она всегда несла себя по жизни с достоинством английской королевы, случайно оказавшейся в спальном районе российского областного центра...

«Как ты могла выбрать его? Нищего, без рода и племени!» — голос матери, Светланы Петровны, звенел от ярости, отражаясь от хрустальных подвесок массивной люстры в гостиной. — «Мы с отцом тебе жизнь дали, лучшее образование, а ты?! Ты променяла всё это на оборванца в стоптанных ботинках!» Марина стояла, сжав кулаки, и смотрела на мать. Ей было двадцать два, и она впервые в жизни не боялась её гнева. Рядом молчаливо возвышался отец, Игорь Николаевич, как всегда, пряча глаза и полностью поддерживая жену своим бездействием...