Дверь была приоткрыта. Не просто щёлочка, а так, будто её только что толкнули плечом и не удосужились закрыть. В замке торчал чужой ключ, блестел свежим металлом, и от этого блеска у меня внутри всё съёжилось. Первая мысль была странно бытовой: если это грабители, почему такие вежливые, с ключом? Вторая — уже холодная, липкая: может, что‑то случилось, соседи вызвали кого‑то… Я замерла на лестничной клетке, прислушиваясь. Из глубины квартиры доносились голоса. Женские, мужской баритон, и над всем — её тягучее сопрано, знакомое до дрожи...

Дом Сергея Петровича стоял на окраине города — старый, но крепкий, пахнущий яблоками, сухими досками и тишиной. В нём было всё, что он строил своими руками за сорок лет: мастерская, огромный дубовый стол, старое радио, которое хрипело только на любимой волне. И самое главное — покой. Покой, который исчез в один августовский вечер. Сначала приехала Лера — старшая дочь. На такси. С дорогой сумкой, в огромных солнцезащитных очках, будто скрывающих не глаза, а уставшее от чужих кредитов лицо. Она не предупредила...